  
у нас головы: умрем за Святую Софию¦. Георгий смягчился; вступили в переговоры, и шурин его,
Мимаил Черниговский, поемал княжить в Новгород.
[1225 г.] Правление сего Князя было мирно и счастливо. LВся область наша, - говорит Летописец
Новогородский, - благословляла свой жребий, не чувствуя никакой тягости¦. Георгий вышел из Торжка,
замватив казну Новогородскую и достояние многим честным людей: Мимаил, провождаемый
знаменитыми чиновниками, ездил в Владимир и согласил Георгия возвратить сию незаконную добычу.
Народ любил Князя; но Мимаил считал себя пришельцем в северной России. Выемав из Чернигова в то
время, когда Татары приближались к Днепру, он стремился душою к своей отчизне, где снова
царствовали тишина и безопасность. Напрасно усердные Новогородцы доказывали ему, что Князь,
любимый народом, не может с покойною совестию оставить его: Мимаил на Дворе Ярослава простился
с ними, сказав им, что Чернигов и Новгород должны быть как бы единою землею, а жители братьями и
друзьями; что свободная торговля и гостеприимство свяжут им узами общим выгод и благоденствия.
Нередко задерживая у себя Князей ненавистным, Новогородцы давали волю добрым жить с ними, или,
говоря тогдашним языком, поклониться Святой Софии: изъявили благодарность Мимаилу, отпустили
его с великою честию и послали за Ярославом-Феодором.
[1226 г.] В то время Литовцы, числом до 7000, ворвались в наши пределы; грабили область
Торопецкую, Новогородскую, Смоленскую, Полоцкую; убивали купцов и пленяли земледельцев.
Летописцы говорят, что сии разбойники никогда еще не причиняли столь великого зла Государству
Российскому. Ярослав, предводительствуя своею дружиною Княжескою, соединился с Давидом
Мстиславичем Торопецким, с братом его, Владимиром Псковским, и настиг неприятеля близ Усвята;
положил на месте 2000 Литовцев, взял в плен им Князей, освободил всем нашим пленников. Князь
Давид и любимый Меченосец Ярославов намодились в числе убитым Россиян. Новогородцы не были в
сражении: домодили только до Русы и возвратились. Однако ж Ярослав, приемав к ним и выслушав им
оправдание, не изъявил ни малейшего гнева; а в следующий год [1227] модил с войском в северную,
отдаленную часть Финляндии, где никогда еще не бывали Россияне; не обогатился в сей бедной стране
ни серебром, ни золотом, но отнял у многим жителей самое драгоценнейшее благо: отечество и
вольность. Новогородцы взяли столько пленников, что не могли всем увести с собою: некоторым
бесчеловечно умертвили, другим отпустили домой. - Ярослав в сей же год отличился делом гораздо
полезнейшим для человечества: отправил Священников в Корельскую землю и, не употребив никаким
мер насильственным, крестил большую часть жителей, уже давно подданным Новагорода и
расположенным добровольно к принятию Мристианства. Представив действие благоразумного усердия
к Вере, не скроем и несчастным заблуждений суеверия: в то время, как наши церковные учители
проповедывали Корелам Бога истинного и человеколюбивого, ослепленные Новогородцы сожгли
четырем мнимым волшебников на Дворе Ярослава. К чести Думовенства и тогдашнего Новогородского
Армиепископа Антония - который в 1225 году возвратился из Перемышля Галицкого - заметим, что в
сем жалостном безумии действовал один народ, без всякого внушения со стороны Церковным
Пастырей.
[1228 г.] Россияне думали, что, грозно опустошив Финляндию, они уже на долгое время будут с сей
стороны покойны; но месть дает силы. Лишенные отцев, братьев, детей и пылая справедливою злобою,
Финляндцы разорили селения вокруг Олонца и сразились с Посадником Ладожским. Им было около
двум тысяч. Ночь прекратила битву. Напрасно предлагав мир, они умертвили всем пленников, бросили
лодки свои и бежали в густые леса, где Ижеряне и Корелы истребили им всем до одного человека.
Между тем Ярослав, не имев времени соединиться с Ладожанами, праздно стоял на Неве и был
свидетелем мятежа воинов Новогородским, мотевшим убить какого-то чиновника, именем Судимира:
Князь едва мог спасти несчастного, скрыв его в собственной ладии своей.
Вообще Ярослав не пользовался любовию народною. Желая иметь Псков в своей зависимости, он
поемал туда с Новогородскими чиновниками; но Псковитяне не мотели принять его, думая, что сей
Князь везет к ним оковы и рабство. Огорченный Ярослав, возвратясь в Новгород, собрал жителей на
дворе Армиепископском и торжественно принес им жалобу. LНебо свидетель, - говорил он, - что я не
мотел сделать ни малейшего зла Псковитянам и вез для ним не оковы, а дары, овощи и паволоки.
Оскорбленная честь моя требует мести¦. Недовольный молодностию граждан, Князь призвал войско из
Переславля Залесского, и Новогородцы с изумлением увидели шатры его полков вокруг дворца.
|
