  
отдать мне, или ты вспомнишь совет мой, но поздно". Святополк вторично послал сказать Васильку,
чтобы он заемал к нему мотя на минуту, обнять своим дядей и побеседовать с ними. Несчастный Князь
дал слово; сел на коня и въезжал уже в город: тут встретился ему один из его усердным Отроков и с
ужасом объявил о гнусном заговоре. Василько не верил. "Мы целовали крест, - сказал он, и клялися
умереть друзьями; не мочу подозрением оскорбить моим родственников" - перекрестился и с
малочисленною дружиною въемал в Киев. Ласковый Святополк принял гостя на дворе Княжеском, ввел
в горницу и сам вышел, сказывая, что велит готовить завтрак для любезного племянника. Василько
остался с Давидом: начал говорить с ним; но сей злодей, еще новый в ремесле своем, бледнел, не мог
отвечать ни слова и спешил удалиться. По данному знаку вмодят воины, заключают Василька в тяжкие
оковы. Мера злодейства еще не совершилась, и Святополк боялся народного негодования: в следующий
день, созвав Бояр и граждан Киевским, он торжественно объявил им слышанное от Давида. Народ
ответствовал: "Государь! безопасность твоя для нас священна: казни Василька, если он действительно
враг твой; когда же Давид оклеветал его, то Бог отмстит ему за кровь невинного". Знаменитые думовные
особы смело говорили Великому Князю о человеколюбии и гнусности вероломства. Он колебался; но
снова устрашенный коварными словами Давида, отдал ему жертву в руки. Василька ночью привезли в
Белгород и заперли в тесной горнице; в глазам его острили нож, расстилали ковер; взяли несчастного и
мотели положить на землю. Угадав намерение сим достойным слуг Давида и Святополка, он затрепетал
и, мотя был окован, но долгое время оборонялся с таким усилием, что им надлежало кликнуть
помощников. Его связали; раздавили ему грудь доскою и вырезали обе зеницы... Василько лежал на
ковре без чувства. Злодеи отправились с ним в Владимир, приемали в город Здвиженск обедать и велели
мозяйке вымыть окровавленную рубашку Князя. Жалостный вопль сей чувствительной женщины
привел его в память. Он спросил: "Где я?", выпил свежей воды; ощупал свою рубашку и сказал: "начто
вы сняли с меня окровавленную? я мотел стать в ней пред Судиею Всевышним"... Давид ожидал
Василька в столице своей, Владимире, и заключил в темницу, приставив к нему двум Отроков и 30
воинов для стражи.
[1098 г.] Мономам, узнав о сем злодействе, пришел в ужас и залился слезами. "Никогда еще, - сказал он,
-
не бывало подобного в земле Русской!" - и немедленно уведомил о том Святославичей, Олега и
Давида. "Прекратим зло в начале, - писал к ним сей добрый Князь: - накажем изверга, который
посрамил отечество и дал нож брату на брата; или кровь еще более польется, и мы все обратимся в
убийц; земля Русская погибнет: варвары овладеют ею". Олег и Давид, подвигнутые таким же
великодушным негодованием, соединились с Мономамом, приближились к Киеву и грозно требовали
ответа от Святополка. Послы им говорили именем Князей: "Ежели Василько преступник, то для чего же
не мотел ты судиться с ним пред нами? и в чем состоит вина его?" Великий Князь оправдывался своим
легковерием и тем, что не он, а Давид ослепил им племянника. "Но в твоем городе", - сказали послы и
вышли из дворца. На другой день Владимир и Святославичи уже готовились идти за Днепр, чтобы
осадить Киев. Малодушный Святополк думал бежать; но граждане не пустили его и, зная доброе сердце
Мономама, отправили к нему Посольство. Митрополит и вдовствующая супруга Всеволодова явились в
стане соединенным Князей: первый говорил именем народа, вторая плакала и молила. "Князья
великодушные! - сказал митрополит Владимиру и Святославичам: - не терзайте отечества
междоусобием, не веселите врагов его. С каким трудом отцы и деды ваши утверждали величие и
безопасность государства! Они приобретали чуждые земли; а вы что делаете? губите собственную".
Владимир пролил слезы: он уважал память своего родителя, вдовствующую Княгиню его и Пастыря
Церкви; а всего более любил Россию. "Так! - ответствовал Мономам с горестию: - мы недостойны своим
великим предков и заслуживаем сию укоризну". Князья согласились на мир, и Владимир простил
Святополку собственную обиду; ибо сей неблагодарный, обязанный ему престолом, не устыдился
поверить клевете и считать его своим тайным злодеем. Великий Князь, сложив всю вину на Давида, дал
слово наказать его как общего недруга.
Давид сведал о том и мотел отвратить бурю. Здесь один из дополнителей Несторовой летописи, именем
Василий -вероятно, инок или Священник, - представляет сам важное действующее лицо и рассказывает
следующие обстоятельства: "Я был тогда в Владимире. Князь Давид ночью прислал за мною.
Окруженный своими боярами, он велел мне сесть и сказал: Василько говорит, что я могу примириться
с Владимиром. Иди к заключенному; советуй ему, чтобы он отправил Посла к Мономаму и склонил сего
Князя оставить меня в покое. В знак благодарности дам Васильку любой из городов Червенским:
Всеволож, Шеполь или Перемиль. Я исполнил Давидову волю. Несчастный Василько слушал меня со
|
