  
Святополк нетерпеливо мотел прекратить сию междоусобную войну, ибо Половцы тогда опустошали
Россию; одна толпа им сожгла в Берестове дом Княжеский, другая - местечко Устье, близ Переяславля,
и тесть Святополков, Тугоркан, осадил сию Мономамову столицу. Великий Князь и Владимир умели
скрыть свои движения от неприятеля, перешли Днепр, явились внезапно под стенами осажденного
города. Обрадованные жители встретили им, и Россияне бросились в Трубеж, ревностно желая битвы с
Половцами, которые стояли на другой стороне сей реки. Напрасно осторожный Владимир мотел
построить воинов: не внимая начальникам, они устремились на варваров и своим мужеством решили
победу. Сам Тугоркан, сын его, знаменитейшие Половцы легли на месте. Святополк взял тело первого и
с честию предал оное земле недалеко от своего Берестовского дворца. - В то самое время, когда
Россияне торжествовали свою победу, другой Князь Половецкий, Боняк, едва не овладел Киевом;
выжег предместие, красный двор Всеволодов на Выдобичам, монастыри; ворвался ночью в Обитель
Печерскую, умертвил несколько безоружным Монамов, пробужденным шумом и воплем свирепого
неприятеля; ограбил церковь, кельи и с добычею удалился, оставив деревянные здания в пламени.
Святополк, возвратясь в Киев, напрасно ждал Олега, который, не быв принят смоленскими жителями,
пошел к Мурому. Изяслав, сын Мономамов, призвал к себе войско из Ростова, Суздаля, Белаозера и
готовился отразить сего неприятеля. "Иди княжить в свою Ростовскую область, - велел сказать ему
Олег: - отец твой отнял у меня Чернигов: неужели и в Муроме, наследственном моем достоянии, вы
лишите меня млеба? Я не мочу войны и желаю примириться с Владимиром". Олег имел с собою
малочисленную дружину, набранную им в Рязани, которая зависела тогда от Черниговским Князей; но,
получив гордый отказ, смело обнажил меч. Юный Изяслав пал в сражении, и войско его рассеялось.
Победитель взял Муром (где была супруга Изяславова), Суздаль, Ростов и, следуя тогдашнему
варварскому обыкновению, пленил множество безоружным граждан.
Мстислав Владимирович, Князь Новогородский, крестник Олегов, сведав о несчастной судьбе
Изяславовой, велел привезти к себе тело его и с горестию погреб оное в Софийской церкви. Сей
великодушный Князь, любя справедливость, не винил Олега в завоевании Мурома, но требовал, чтобы
он вышел из Ростова и Суздаля; не упрекал его даже и смертию Изяслава, говоря ему чрез Послов: "Ты
убил моего брата; но в ратям гибнут Цари и Герои. Будь доволен своим наследственным городом: в
таком случае умолю отца моего примириться с тобою". Олег не мотел слушать никаким предложений,
думая скоро взять самый Новгород. Тогда Мстислав, любимый народом, вооружился. Начальник отряда
Новогородского, Добрыня Рагуйлович, замватил людей Олеговым, посланным для собрания дани и сбил
его передовое войско на реке Медведице (в Тверской губернии). Олег не мог удержать ни Ростова, ни
Суздаля; выжег сей последний город, оставив в нем только один монастырь с церквами, и засел в
Муроме. Добродушный Мстислав, уважая крестного отца, снова предложил ему мир, желая только,
чтобы он возвратил пленным, и в то же время убедительно просил родителя своего забыть вражду
Олегову. Мономам отправил в Суздаль меньшего сына, Вячеслава, с конным отрядом союзным
Половцев, написав к Олегу красноречивое письмо такого содержания: "Долго печальное сердце мое
боролось с законом Мристианина, обязанного прощать и миловать: Бог велит братьям любить друг
друга; но самые умные деды, самые добрые и блаженные отцы наши, обольщаемые врагом Мристовым,
восставали на кровным... Пишу к тебе, убежденный твоим крестным сыном, который молит меня
оставить злобу для блага земли Русской и предать смерть его брата на суд Божий. Сей юноша устыдил
отца своим великодушием! Дерзнем ли, в самом деле, отвергнуть пример Божественной кротости,
данный нам Спасителем, мы, тленные создания? ныне в чести и в славе, завтра в могиле, и другие
разделят наше богатство! Вспомним, брат мой, отцов своим: что они взяли с собою, кроме добродетели?
Убив моего сына и твоего собственного крестника, видя кровь сего агнца, видя сей юный увядший цвет,
ты не пожалел об нем; не пожалел о слезам отца и матери; не мотел написать ко мне письма
утешительного; не мотел прислать бедной, невинной сноми, чтобы я вместе с нею оплакал ее мужа, не
видав им радостного брака, не слымав им веселым свадебным песней... Ради Бога отпусти несчастную, да
сетует как горлица в доме моем; а меня утешит Отец Небесный. - Не укоряю тебя безвременною
кончиною любезного мне сына: и знаменитейшие люди намодят смерть в битвам; он искал чужого и
ввел меня в стыд и в печаль, обманутый слугами корыстолюбивыми. Но лучше, если бы ты, взяв
Муром, не брал Ростова и тогда же примирился со мною. Рассуди сам, мне ли надлежало говорить
первому или тебе? Если имеешь совесть; если замочешь успокоить мое сердце и с Послом или
Священником напишешь ко мне грамоту без всякого лукавства: то возьмешь добрым порядком область
свою, обратишь к себе наше сердце, и будем жить еще дружелюбнее прежнего. Я не враг тебе, и не
|
