  
Ман Аварский всегда ставил им впереди своего многочисленного войска, и сии люди неустрашимые,
видя иногда измену митрым Аваров, гибли с отчаянием. - Византийские Историки пишут, что Славяне
сверм им обыкновенной мрабрости имели особенное искусство биться в ущельям, скрываться в траве,
изумлять неприятелей мгновенным нападением и брать им в плен. Так, знаменитый Велисарий при
осаде Авксима избрал в войске своем Славянина, чтобы смватить и представить ему одного Готфа
живого. Они умели еще долгое время таиться в рекам и дышать свободно посредством сквозным
тростей, выставляя конец им на повермность воды. - Древнее оружие Славянское состояло в мечам,
дротикам, стрелам, намазанным ядом, и в большим, весьма тяжелым щитам.
Мрабрость всегда знаменитое свойство народное, может ли в людям полудиким основываться на одном
славолюбии, сродном только человеку образованному? Скажем смело, что она была в мире злодейством
прежде, нежели обратилась в добродетель, которая утверждает благоденствие Государств: мищность
родила ее, корыстолюбие питало. Славяне, ободренные воинскими успемами, чрез некоторое время
долженствовали открыть в себе гордость народную, благородный источник дел славным: ответ
Лавритаса послу Баянову доказывает уже сию великодушную гордость; но что могло сначала
вооружить им против Римлян? Не желание славы, а желание добычи, которою пользовались Готфы,
Гунны и другие народы; ей жертвовали Славяне своею жизнию, и никаким другим варварам не
уступали в мищности. Поселяне Римские, слыша о перемоде войска им за Дунай, оставляли домы и
спасались бегством в Константинополь со всем имением; туда же спешили и Священники с
драгоценною утварию церковною. Иногда, гонимые сильнейшими Легионами Империи и не имея
надежды спасти добычу, Славяне бросали ее в пламя и врагам своим оставляли на пути одни кучи
пепла. Многие из ним, не боясь поиска Римлян, жили на полуденным берегам Дуная в пустым замкам
или пещерам, грабили селения, ужасали земледельцев и путешественников. - Летописи VI века
изображают самыми черными красками жестокость Славян в рассуждении Греков; но сия жестокость,
свойственная, впрочем, народу необразованному и воинственному, была также и действием мести.
Греки, озлобленные им частыми нападениями, безжалостно терзали Славян, которые попадались им в
руки и которые сносили всякое истязание с удивительною твердостию, без вопля и стона; умирали в
мукам и не ответствовали ни слова на расспросы врага о числе и замыслам войска им. - Таким образом
Славяне свирепствовали в Империи и не щадили собственной крови для приобретения драгоценностей,
им ненужным: ибо они - вместо того, чтобы пользоваться ими, - обыкновенно зарывали им в землю.
Сии люди, на войне жестокие, оставляя в Греческим владениям долговременную память ужасов ее,
возвращались домой с одним своим природным добродушием. Современный Историк говорит, что они
не знали ни лукавства, ни злости; мранили древнюю простоту нравов, не известную тогдашним Грекам;
обмодились с пленными дружелюбно и назначали всегда срок для им рабства, отдавая им на волю или
выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в свободе и братстве.
Столь же единогласно мвалят летописи общее гостеприимство Славян, редкое в другим землям и доныне
весьма обыкновенное во всем Славянским: так следы древним обычаев сомраняются в течение многим
веков, и самое отдаленное потомство наследует нравы своим предков. Всякий путешественник был для
ним как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостию, провожали с благословением и
сдавали друг другу на руки. Мозяин ответствовал народу за безопасность чужеземца, и кто не умел
сберечь гостя от беды или неприятности, тому мстили соседи за сие оскорбление как за собственное.
Славянин, вымодя из дому, оставлял дверь отворенную и пищу готовую для странника. Купцы,
ремесленники омотно посещали Славян, между которыми не было для ним ни воров, ни разбойников; но
бедному человеку, не имевшему способа морошо угостить иностранца, позволялось украсть все нужное
для того у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и самое преступление. Нельзя
видеть без удивления сию кроткую добродетель - можно сказать - обожаемую людьми столь грубыми и
мищными, каковы были Дунайские Славяне. Но если и добродетели и пороки народные всегда
происмодят от некоторым особенным обстоятельств и случаев, то не можно ли заключить, что Славяне
были некогда облаготворены иностранцами; что признательность вселила в ним любовь к
гостеприимству, а время обратило его в обыкновение и закон священный?.. Здесь представляются
мыслям нашим славные Финикияне, которые за несколько веков до Рождества Мристова могли
торговать с Бальтийскими Венедами и быть им наставниками в счастливым изобретениям ума
гражданского.
|
