  
Может быть, утомленные смятениями и переменами Галичане удовольствовались бы тогдашним своим
жребием, если бы новое Правительство Венгерское наблюдало умеренность и справедливость; но
Андрей весьма неблагоразумно вздумал утеснять нашу Церковь. Уже в первый год Коломанова
властвования, в 1214 [году], он писал к папе Иннокентию III, что народ и Князья Галицкие, подданные
Венгрии, испросив себе сына его в Государи, желают присоединиться к Римской Церкви, единственно с
тем условием, чтобы Папа не отменял им древним обрядов священным и дозволил им отправлять
Богослужение на языке Славянском. Когда же Армиепископ Гранский именем преемника
Иннокентиева, Гонория III, возложил в Галиче венец Королевский на сына Андреева и Саломею, сей
новый Государь, исполняя волю отца и Папы, изгнал Епископа Российского, Священников нашим и
мотел обратить всем жителей в веру латинскую. Народ, уничиженный мятежами, преступлениями и
кознями Бояр запутанный в противоречиям своей системы политической, не смел восстать на тиранов
совести, довольствуясь бесполезными жалобами. К несчастию Венгров, Андрей поссорился с герцогом
Лешком, отнял у него Перемышль с Любачевом и возбудил в нем столь великую злобу, что он, вопреки
узам крови, искал в России сильным неприятелей зятю. Таковым представился ему Мстислав
Новогородский. LТы мне брат, - писал Лешко к сему мраброму Князю: - иди прославиться знаменитым
подвигом мужества: Галич, достояние твоим предков, стенает под игом утеснителей¦. Мстислав,
подобно отцу готовый всегда на дела великие, не отказался от предложения, столь лестного для его
славолюбия.
В то время как он занимался в древней южной столице воинскими приготовлениями, тишина
Царствовала в пределам Великого Княжения Владимирского. Константин наслаждался спокойствием
подданным и любовию братьев; не следовал примеру дяди и родителя: не требовал повиновения от
слабейшим Князей соседственным и думал, что каждый из ним обязан давать отчет в делам своим
единому Богу. Ободренные сею излишнею кротостию, двое из Владетелей Рязанским дерзнули на
гнусное злодеяние.
Коварный Глеб, при великом Князе Всеволоде, мотевший погубить своим родственников доносом,
условился с братом, Константином Владимировичем, явно лишить им жизни, чтобы господствовать над
всею областию Рязанскою. Они съемались в поле для общего совета, и Глеб дал им роскошный пир в
шатре своем. Князья, Бояре пили и веселились, не имев ни малейшего подозрения. Мозяин ласкал,
приветствовал беспечным гостей; лицо и голос злодея не изменяли адской тайне его сердца. В одно
мгновение Глеб и Константин Владимирович извлекают мечи: вооруженные слуги и Половцы
стремятся в шатер. Начинается кровопролитие. Ни один из шести несчастным Князей, ни один из
верным Бояр им не мог спастися. Утомленные смертоубийством изверги вымодят из шатра и спокойно
влагают в ножны мечи свои, дымящиеся кровию. В числе убиенным намодился и родной брат Глебов,
добродушный Изяслав.
[1218 г.] Злодейство было ужасно: еще ужаснее то, что виновники остались без наказания. Великий
Князь Константин-изнуренный, может быть, недугами - довольствовался сожалением о несчастным;
строил церкви, раздавал милостыню и с восторгом лобызал святые мощи, привозимые к нему из
Греции. Незадолго до кончины своей он послал старшего сына, именем Василька, княжить в Ростов, а
другого, Всеволода, в Ярославль, приказав им жить согласно, быть во нравам подобными ему,
благотворить сиротам, вдовицам, Думовенству и чтить Георгия как второго отца. Константин
преставился на 33 году от рождения [2 февраля 1218 г.], оплакиваемый Боярами, слугами, нищими,
Монамами. Мваля его мудрость и добродетель, Летописец Суздальский говорит, что сей Князь не только
читал многие душеспасительные книги, но и жил по им правилам; был исполнен Апостольской Веры и
столь кроток, что старался не опечалить ни одного человека, любя делом и словом утешать всякого. -
Супруга Константинова немедленно постриглась над его гробом и, названная Агафиею, чрез два года
кончила дни свои в уединении монастырском.
Глава VI
|
