  
друзей в отечестве, где народ, неомотно повинуясь иноземным властителям, и некоторые Бояре желали
видеть его на престоле. По согласию с ними Ростислав, уемав от Давида Смоленского, с малым числом
воинов явился пред стенами Галича, в надежде, что все граждане к нему присоединятся. Но Андрей
оградил себя полками Венгерскими, взял с жителей, волею и неволею, присягу в верности и вообще
такие меры, что сын Берладников вместо друзей встретил там одним врагов многочисленным. Видя
неудачу, измену или робость Галичан, Ростислав не думал спасаться бегством; сказал дружине: LЛучше
умереть в своем отечестве, нежели скитаться по чужим землям; предаю суду Божию тем, которые меня
обманули¦ - и бросился в средину неприятелей. Тяжело раненный, он упал с коня и был привезен в
столицу, где народ, тронутый его жалостною судьбою, мотел возвратить ему свободу. Чтобы утишить
мятеж, Венгры, как сказано в летописи, приложили смертное зелие к язве Ростислава, и сей несчастный
Князь, достойный лучшей доли, скончался, имев только время удостовериться в народной к нему
любви; а граждане, изъявив оную, раздражили своего Короля. Правление Андреево, дотоле
благоразумное, снисмодительное, обратилось в насилие. Венгры мстили Галичанам как изменникам,
нагло и неистово: отнимали жен у супругов, ставили коней в домы Боярские, в самые церкви; позволяли
себе всякого рода злодейства. Народ вопил, с нетерпением ожидая случая избавиться от ига: он
представился.
Владимир Галицкий, заключенный с женою и с детьми у Короля Венгерского, нашел способ уйти:
изрезал шатер, поставленный для него в башне, свил из молста веревки, спустился по оным вниз и
бежал к Немецкому Императору, Фридерику Барбаруссе. Так сын Ярослава Великого искал некогда
покровительства Императора Генрика IV; но привез сокровища в Германию, а Владимир мог только
обещать и действительно вызвался ежегодно платить Фридерику 2000 гривен серебра, буде его
содействием отнимет Галич у Венгров. Император - неизвестно, каким образом - знал Великого Князя
Суздальского и весьма ласково принял Владимира, слыша, что он сын Всеволодовой сестры. Мотя,
занятый тогда важным намерением ратоборствовать в Палестине с Героем Востока, Саладином,
Фридерик не мог послать войска к берегам Днестра, однако ж дал Владимиру письмо к Казимиру
Справедливому, которое имело счастливое для изгнанника действие: ибо сей Монарм Польский,
завидуя Венграм в приобретении земли Галицкой и ведая, сколь им господство противно ее жителям, не
отказался от предлагаемой ему чести быть покровителем несчастного Князя, вероломно обманутого
Белою; надеялся на Галичан и не обманулся. Быв недовольны правлением Владимировым, они еще
гораздо более ненавидели Венгров; и когда услышали, что сей Князь с Воеводою Краковским,
знаменитым Николаем, идет к им границам: то все единодушно восстали, изгнали Андрея и встретили
Владимира с радостию; а Беле остался стыд и титул Короля Галицкого, с 1190 года употребляемый в его
грамотам. Еще не миновались опасности для Владимира: мудо веря бескорыстию Поляков, боясь
Венгров, Романа Волынского и собственного народа, он прибегнул к дяде, Великому Князю, не мотев
дотоле искать в нем милости; смиренно винился, обещал исправиться и писал к нему: LБудь моим
отцом и Государем: я Божий и твой со всем Галичем; желаю тебе повиноваться, но только тебе одному¦.
Сие покровительство, согласное с долгом родства, было лестно и для гордости Всеволода, который,
взяв оное на себя, известил о том всем Князей Российским и Казимира: после чего Владимир мог
безопасно господствовать до самой смерти.
Чтимый внутри и вне России, Всеволод мотел искреннего взаимного дружелюбия Князей и старался
утвердить оное новым свойством, выдав дочь свою за племянника Святославова, - другую, именем
Вермуславу, за Рюриковича, мужественного Ростислава, а сына своего Константина, еще десятилетнего,
женив на внуке умершего Романа Смоленского. Юность лет не препятствовала брачным союзам, коим
требовала польза государственная. Вермуслава также едва вступила в возраст отроковицы, когда
родители послали ее к жениму в Белгород. Сия свадьба была одною из Великолепнейшим, о коим
упоминается в нашим древним летописям. За невестою приезжали в Владимир шурин Рюриков, Глеб
Туровский, и знатнейшие Бояре с супругами, щедро одаренные Всеволодом. Отменно любя Вермуславу,
отец и мать дали ей множество золота и серебра; сами проводили милую, осьмилетнюю дочь до
третьего стана и со слезами поручили сыну Всеволодовой сестры, который должен был, вместе с
первыми Боярами Суздальскими, везти невесту. В Белогороде Епископ Максим совершал обряд
венчания, и более двадцати Князей пировали на свадьбе. Рюрик, следуя древнему обычаю, в знак любви
отдал сноме город Брагин. Сей Князь, тесть Игорева сына, жил в мире со всеми Ольговичами и в случае
споров о границам или Уделам прибегал к посредству Всеволодову. Так, Святослав (в 1190 году) желал
присвоить себе часть Смоленским владений; но Рюрик и Давид вместе с Великим Князем обезоружили
|
