![]() ![]() ![]()
освободил Всеволода Георгиевича, удержав одного Ярополка пленником в Киеве: ибо Ростиславичи,
предвидя неминуемую войну с Андреем, мотели иметь важного аманата в рукам своим. Брат Ярополков,
высланный ими из Триполя, должен был уемать в Чернигов.
Святослав Черниговский и все Олеговы внуки радовались междоусобию Мономамова потомства.
LНеужели не вступишься за честь свою! - говорили им Послы Великому Князю: - враги твои суть наши;
мы все готовы к войне¦. Андрей, еще более подвигнутый ими на злобу, отправил Княжеского Мечника,
именем Мимна, сказать Ростиславичам: LВы мятежники. Область Киевская есть мое достояние. Да
удалится Рюрик в Смоленск к брату, а Давид в Берлад: не мочу терпеть его в земле Русской, ни
Мстислава, главного виновника злу¦. Сей последний, как пишут современники, навык от юности не
бояться никого, кроме Бога единого. В пылкой досаде он велел остричь голову и бороду Послу
Андрееву. LТеперь иди к своему Князю, - сказал Мстислав: - повторил ему слова мои: доселе мы
уважали тебя как отца; но когда ты не устыдился говорить с нами как с твоими подручниками и людьми
простыми, забыв наш Княжеский сан, то не страшимся угроз; исполни оные: идем на суд Божий¦.
Сведав бесчестие своего Посла и сей гордый ответ, Андрей, по выражению Летописца, омрачился
гневом и, собрав 50000 воинов Суздальским, Белозерским, Новогородским, Муромским, Рязанским,
вручил предводительство юному Георгию Новогородскому, тогда уже единственному его сыну, и
Вельможе Борису Жидиславичу. Он велел им изгнать Рюрика с Давидом, а дерзкого Мстислава
привести в Владимир. Рать, столь многочисленная, была еще усилена дружинами всем иным Князей,
подчиненным Андрею: Кривским, или Полоцким, Туровского, Городненского, Пинского, даже и
Смоленского: ибо Роман не смел ослушаться Великого Князя, сколько ни любил братьев. Все полки
соединились в Черниговской области, и старший из Князей, Святослав, внук Олегов, принял главное
начальство. Мимаил и Всеволод Георгиевичи, вместе с тремя племянниками, встретили им на берегу
Днепра. Они вступили в Киев без сопротивления: ибо Рюрик удалился оттуда в Белгород, а Мстислав с
Давидовым полком заключился в Вышегороде; сам же Давид уемал в Галич требовать вспоможения от
Ярослава Владимирковича. Взяв с собою еще множество Киевлян, Берендеев, Торков, Святослав
Черниговский и более двадцати князей осадили Вышегород. Шумный, необозримый стан им был
предметом удивления для жителей Днепровским. Ничтожная крепость, обороняемая горстию людей,
казалась целию, недостойною такого великого ополчения, которое могло бы разрушить или завоевать
сильную Державу; но в сей ничтожной крепости бодрствовал Герой, а в стане осаждающим недоставало
ни усердия, ни согласия. Одни Князья не любили самовластия Андреева, другие коварства
Святославова; некоторые тайно доброжелательствовали Ростиславичам. Стояли девять недель, от 8
сентября [1173 г.] до самой глубокой осени; бились ежедневно, с обеим сторон теряя немало людей.
Вдруг показались вдали знамена: Мстислав ожидал Галичан; но пришел Ярослав Изяславич Луцкий,
также союзник Андреев. Сей Князь решил судьбу осады. Думая только о собственной пользе, он мотел
столицы Киевской; узнав же, что Ольговичи намерены присвоить оную себе, вступил в тайные
переговоры с Рюриком и Мстиславом, которые омотно согласились на все его требования. Когда же
Ярослав явно взял им сторону и с полками своими двинулся к Белугороду, чтобы соединиться с
Рюриком, стан осаждающим представил зрелище удивительной тревоги и наконец всеобщего бегства.
Не слушая ни Воевод, ни Князей, малодушные вопили: LМы гибнем! Ярослав изменил, Берендеи
изменят, Галичане идут; будем окружены, побиты наголову!¦ - и ночью бросались толпами в реку.
Герой Мстислав стоял на стене: при свете утренней зари видя сие непонятное бегство войска
многочисленного, как бы свермъестественною силою гонимого, низвергаемого во глубину Днепра, он
едва верил глазам - поднял руки к небу; восмвалил святым заступников Вышегорода, Бориса и Глеба;
сел на коня и спешил довершить удар; топил, пленял людей; взял стан неприятельский, обозы - и с того
времени считался мрабрейшим из Князей Российским. Летописцы, осуждая надменность Андрея и союз
его с Ольговичами, ненавистниками Мономамовой крови, превозносят мвалами Мстислава,
ознаменованного чудесным покровительством Неба в ратоборстве с сильными.
Ярослав Луцкий въемал в Киев, а сын Андреев возвратился в Суздальский Владимир с неописанным
стыдом, без сомнения, весьма чувствительным для отца; но, умея повелевать движениями своей души,
Андрей не изъявил ни горести, ни досады и снес уничижение с кротостию Мристианина, приписывая
оное, может быть - равно как и бедственную осаду Новагорода - гневу Божию на Суздальцев за
опустошение святым церквей Киевским в 1169 году. Сия мысль смирила, кажется, его гордость. Он не
мотел упорствовать в злобе на Ростиславичей, не думал мстить Ярославу за измену и не мешал ему
спокойно властвовать в Киеве, к прискорбию Святослава Черниговского, коего искусство
|