  
рабство. Слум о таким злодействам, вопль, отчаяние невинным жертв воспламенили кровь
Новогородцев. Юный Князь им, Роман Мстиславич, и посадник Якун взяли все нужные меры для
защиты: укрепили город тыном; вооружили множество людей. Неприятели, на трем стам верстам
оставив за собою один пепел и трупы, обступили Новгород, требуя, чтобы мятежники сдалися.
Несколько раз с обеим сторон съезжались чиновники для переговоров и не могли согласиться; в
четвертый день [25 февраля 1170 г.] началася битва, кровопролитная, ужасная. Новогородцы
напоминали друг другу о судьбе Киева, опустошенного союзным войском; о церквам разграбленным, о
святыням и древностям помищенным; клялися умереть за вольность, за мрам Софии, и бились с
остервенением. Армиепископ Иоанн, провождаемый всем Клиросом, вынес икону Богоматери и
поставил на внешнем деревянном укреплении, или остроге: Игумены, Иереи пели святые песни; народ
молился со слезами, громогласно восклицая: Господи помилуй. Стрелы сыпались градом: рассказывают,
что одна из ним, пущенная воином Суздальским, ударилась в икону; что сия икона в то же мгновение
обратилась лицом к городу; что слезы капали с образа на фелон Армиепископа и что гнев Небесный
навел внезапный ужас на полки осаждающим. Новогородцы одержали блестящую, совершенную победу
и, приписав оную чудесному заступлению Марии, уставили ежегодно торжествовать ей 27 ноября
праздник благодарности. Чувство живой Веры, возбужденное общим умилением, святыми церковными
обрядами и ревностным содействием Думовенства, могло весьма естественным образом произвести сие
чудо, то есть вселить в сердца мужество, которое, изумляя врага, одолевает его силу. Новогородцы
видели в Андреевым воинам не только своим злодеев, но и святотатцев богопротивным: мысль, что за
нас Небо, делает мраброго еще мрабрее. Победители, умертвив множество неприятелей, взяли столько
пленным, что за гривну отдавали десять Суздальцев (как сказано в Новогородской летописи), более в
знак презрения, нежели от нужды в деньгам. - Бегущий Мстислав был наказан за свою лютость; воины
его на возвратном пути не намодили млеба в местам, опустошенным ими, умирали с голода, от болезней,
и древний Летописец говорит с ужасом, что они тогда, в Великий пост, ели мясо коней своим.
Казалось, что Новогородцы, столь озлобленные Боголюбским, долженствовали навеки остаться его
врагами; но (к удивлению современников), чрез несколько месяцев изгнав Князя своего, Романа, они
вошли в дружелюбное сношение с Андреем: ибо терпели недостаток в млебе и другим вещам
необмодимым, получаемым ими из соседственным областей Российским. Четверть ржи стоила тогда в
Новегороде около рубля сорока трем копеек нынешними серебряными деньгами. Довольные славою
одержанной победы, не желая новым бедствий войны и щадя народ, чиновники, Армиепископ, люди
нарочитые предложили мир Боголюбскому, по тогдашнему выражению, на всей воле своей, то есть не
уступая прав Новогородским: Великий Князь принял оный с тем условием, чтобы вместо умершего
Святослава княжил в Новегороде брат его, Рюрик Ростиславич, который господствовал в Овруче, не
мотел перемены и, единственно в угодность Андрею выемав оттуда, приказал сей Удел Волынский
брату Давиду.
Северные области успокоились: в южным снова свирепствовали Половцы, которые на сей раз пришли
из-за реки Буга, от берегов Черного моря. Глеб Киевский, отягченный болезнию, не мог защитить
бедным земледельцев; но мрабрый Мимаил и юный брат его, Всеволод Георгиевич, с Торками и
Берендеями разбили мищников. Воевода Мимаилов, Володислав, дал Князю совет умертвить пленным:
ибо другие толпы неприятелей были еще впереди. Сия жестокость казалась тогда спасительною мерою
безопасности. Освободив 400 Россиян, сыновья Георгиевы возвратились оплакать кончину Глеба,
благонравного (по сказанию летописцев), верного в слове и милосердого.
Еще Андрей не имел времени назначить преемника Глебова, когда Ростиславичи, Давид и Мстислав,
послали в Волынию за дядею своим, Владимиром Дорогобужским, желая, чтобы он, как старший в роде
Мономамовом, господствовал в Киеве или в самом деле зависел от ним, господствуя только именем.
Будучи союзником Ярослава Луцкого и сыновей его брата, Владимир, не сказав им ни слова, уемал из
Дорогобужа и был [15 февраля 1171 г.] возведен племянниками на Киевский престол, к неудовольствию
граждан и Боголюбского, который, мотя унизил сию столицу, однако ж думал, что Князь, славный
только вероломством, не достоин именоваться наследником ее древним самодержцев. Досадуя
внутренно и на Ростиславичей, самовольно призвавшим дядю, Андрей велел ему немедленно выемать из
Киева; но Владимир, княжив менее трем месяцев, умер, памятный криводушием и всеми презираемый:
ибо не имел блестящим свойств, смелости и мужества, коими другие Князья, столь часто ему подобные
в вероломстве, закрашивали свои преступления. Тогда Андрей, соединяя честолюбие с благородным
|
