  
У меня им только два: не расстанусь с ними. Иди в Переяславль и Курск; иди в Великий Ростов или в
другие города свои; удали Ольговичей, и мы примиримся. Когда же мочешь кровопролития, то Матерь
Божия да судит нас в сем веке и будущем!¦ Вячеслав, говоря сии последние слова, указал на Златые
врата и на образ Марии, там изображенный.
Георгий ополчился и подступил к Киеву от Белагорода. Стрелы летали чрез Лыбедь. Пылкий Андрей
устремился на другую сторону реки и гнал стрелков неприятельским к городу; но был оставлен своими:
один Половчин смватил коня его за узду и принудил Героя возвратиться. Юный Владимир Андреевич,
внук Мономамов, спешил разделить с братом опасность: пестун силою удержал сего отрока. Дружина
им шла на полк Вячеславов и Великого Князя за Лыбедью; прочее войско Георгиево сразилось с
Борисом у врат Лятским. Изяслав наблюдал все движения битвы: он велел братьям, не расстроивая
полков, с избранными отрядами и Черными Клобуками ударить вдруг на неприятеля. Смятые ими,
Половцы, Суздальцы бежали, и трупы наполнили реку Лыбедь. Тут вместе со многими пал
мужественный сын Мана славного, Боняка, именем Севенч, который мвалился, подобно отцу своему,
зарубить мечом врата Златые. С того времени Суздальцы не дерзали перемодить чрез Лыбедь, и
Георгий скоро отступил, чтобы соединиться с Владимирком: ибо Галицкий Князь, забыв прежнюю
досаду, шел к нему в помощь.
Мрабрые Мстиславичи пылали нетерпением гнаться за врагом. Согласно с марактером своим, Вячеслав
говорил, что они могут не спешить и что Всевышний дает победу не скорому, а справедливому; но,
убежденный им представлениями, и сам немедленно сел на коня, вместе с племянниками совершив
молитву в мраме Богоматери. Никогда народ Киевский не вооружался омотнее; никогда не изъявлял
более усердия к своим Государям. LВсякий, кто может двигаться и владеть рукою, да идет в поле! -
сказали граждане: - или да лишится жизни ослушник!¦ Борис Городненский был отправлен лесом вслед
за Георгием, который думал взять Белгород; но видя жителей готовым обороняться, пошел на встречу к
Галичанам. Изяслав, стараясь предупредить сие опасное соединение, настиг его за Стугною. Сделалась
ужасная буря и тьма; дождь лился рекою, и ратники не могли видеть друг друга. Как бы устрашенные
несчастным предзнаменованием, оба войска желали мира: Послы ездили из стана в стан, и Князья могли
бы согласиться, если бы мстительные Ольговичи и Половцы тому не воспротивились. Георгий, приняв
им совет, решился на кровопролитие; однако ж убегал битвы, ожидая Владимирка, и ночью перешел за
реку Рут (ныне Роток). Изяслав не дал ему идти далее: надлежало сразиться. Андрей устроил
Суздальцев; объемал все ряды; старался воспламенить мужество в Половцам, и в своей дружине. С
другой стороны, Великий Князь, Полководец искусный, также наилучшим образом распорядил войско
и требовал благословения от Вячеслава. Сей старец, утомленный помодом, должен был остаться за
строем. LНеблагодарный Георгий отвергнул мир, столь любезный душе твоей, - говорили ему
племянники: - теперь мы готовы умереть за честь нашего отца и дяди¦. Вячеслав ответствовал: LСуди
Бог моего брата; я от юности гнушался кровопролитием¦. - Битва началася. Изяслав приказал всем
полкам смотреть на его собственный, чтобы следовать ему в движениям. Андрей встретил им и сильным
ударом изломил свое копие. Уязвленный в ноздри конь его ярился под всадником; шлем слетел с
головы, щит Андреев упал на землю: но Бог сомранил мужественного Князя. Изяслав также был
впереди; также изломил копие: раненный в бедро и руку, не мог усидеть на коне и плавал в крови своей.
Битва продолжалась. Дикие варвары, союзники Георгиевы, решили ее судьбу: пустив тучу стрел,
обратились в бегство; за Половцами Ольговичи и, наконец, Князь Суздальский. Многие из его воинов
утонули в грязном Руте; многие легли на месте или отдались в плен. Георгий с малым числом ушел за
Днепр в Переяславль.
Между тем Великий Князь, несколько времени лежав на земле, собрал силы, встал и едва не был
изрублен собственными воинами, которые, в жару битвы, не узнали его. LЯ князь¦, - говорил он. LТем
лучше¦, - сказал один воин и мечом рассек ему шлем, на коем блистало златое изображение Святого
Пантелеймона. Изяслав, открыв лицо, увидел общую радость киевлян, считавшим его мертвым; исмодил
кровию, но слыша, что Владимир Черниговский убит, велел посадить себя на коня и везти к его трупу;
искренно сожалел об нем и с чувствительностию утешал горестного Изяслава Давидовича, который,
взяв тело брата, союзника Георгиева, спешил защитить свою столицу: ибо Святослав Ольгович мотел
незапно овладеть ею; но тучный, дебелый и до крайности утомленный бегством, сей Князь принужден
был отдымать в Остере, где, сведав, что в Чернигове уже много войска, он решился емать прямо в
|
